Форум » Креатифф » Вольные: апгрейд, или Меня зовут Фриц » Ответить
Вольные: апгрейд, или Меня зовут Фриц
Фриц: Продолжение первой книги о Вольных: Вторая Мировая + фэнтази, с нетипичным главным героем!)
Hauptman: Фриц пишет: Фрицу только чуть-чуть не повезло в самом конце пути к русским… ... Сначала он встретил пьяный патруль, начальник которого сказал "Пока не выпьешь с нами - ты никто, и даже не наш противник".. Выпив с ними он понял "Лучше бы расстреляли..." Затем, пьяный, он нарвался на лесника Сидоровича с двустволкой в руках, который спросил:"Куды милок?", и не дожидаясь ответа дал прикладом по балде.. Очнулся он в избушке Сидоровича, который разбавлял что-то за столом водой, говоря "Нельзя ж так бухать, милок хоть и фашист, а норму знать надоть. А унас как - нельзя ж мочить человека не опохмелив ". .. Ну это маленькое лирическое отступление от рассказа Фрица
Ельф: Так вот как оно всё было!! А этот чувак мне все уши прожужжал, мол, это всё ваша рота меня споила!..
Фриц: Hauptman Интересное поле деятельности открылось на тему "Как фриц добирался до 13 роты" Ельф Йа русские в целом споили. Фтопку водку, фтопку невкусную закуску, фтопку вассерклозет, в котором вечно не в тему сидит штарпёр!!
Ельф: Фриц "фтопку", "фтопку"... гестаповец хренов.
Hauptman: Фриц пишет: Фтопку водку вот тут ты не прав!!! лучше фтопку войны и фтопку фюреров и генералиссимусов
Ельф: "Эх, хорошо горят!.." (Канцлер Ги)
Фриц: Ельф пишет: "фтопку", "фтопку"... гестаповец хренов. Не хренов, а очень гуманный, использующий исключительно неинвазивные методы типа демонстрирования своей тупой ухмылки в комплексе с белым халатом и мед.прибором... Hauptman Ну, допустим, с водкой йа переборщиль... Не надо её фтопку. Но просто как вспомню!!
Фриц: А щас.. а щас - пойдёт то, что йа дописаль саффсем недавно. Оно тут слегка не по порядку, оно должно быть на третьей странице. Это продолжение той записи, которая оборвалась очень странно: на том, что фрица собрались "мочить, да и дело с концом", а дальше - ничё. Так вот, продолжение: Фриц не мигая смотрел, как советский солдат – встрёпанный рыжий мальчишка – встал между ним и тремя другими советскими солдатами. Они о чём-то говорили между собой – на всё более повышенных тонах; Фриц не видел выражения лица Цветочкина, видел только как порывисто стиснулись в кулаки его спрятавшиеся в широких рукавах шинели руки – и вдруг один из тех троих с короткого размаха ударил худенького лохматого Руса по лицу. Цветочкин шатнулся назад от удара – и беззвучно осел на пол, на полпути попытавшись уцепиться рукой за кровать. - Сдурел?! Это ж Цветочек! На него дунь – и окочурится… - Du beschissen Schwein!! Was machst du?! [сраная свинья!! Что ты делаешь?!] – с таким же успехом и с таким же выражением на троих здоровяков смог бы ругаться ребёнок – перепуганный, возмущённый, наряженный в ненавистную всем эсэсовскую форму. - Чего-о?! – грозно проревел новенький, безошибочно уловив многим известное немецкое слово. Но подступиться к фашисту и врезать как следует мешал Цветочкин, растянувшийся без сознания на полу; переступить через него казалось "уже слишком". А вот Петренко, до крайности смущённый своим поступком и ни за что не желающий перед товарищами этого показать, решил действовать как ни в чём не бывало и напролом. - Пасть забей, дерьмо фашистское!.. Это что у тебя за цацки?! Красная рука с пучками волос на пальцах протянулась к черно-серебристому железному кресту на мундире Фрица с твердым намерением содрать нацистскую дрянь. - Типа награда, а? – успел проговорить Петренко, прежде чем побелевшие пальцы взметнулись и стиснулись на его запястье. – Оху.. йо-опт!! Петренко, против всех своих ожиданий, вполголоса взвыл; он не мог иначе, потому что валяющийся на Катькиной койке полуживой фашист сдавил его руку, как разводным ключом, и выкрутил так, что пальцы судорожно растопырились изломанным веером. Петренко вытаращился только на свою несчастную руку, а вот Корякин взглянул на лицо фашиста – и шатнулся назад, едва не налетев на вошедшую в блиндаж Катю. Пальцы Фрица мгновенно разжались, и то, что увидели Корякин и новичок вместо его лица, сложилось в трогательную мордочку беззащитного обаяшки. - Вы что это тут делаете? – осведомилась медсестра. - Да так.. общались… – буркнул Корякин, протискиваясь из землянки мимо Кати. Новенький прощемился молча, а Петренко – со сдавленным шипением, прижимая исковерканную руку к груди. Только единственный миг появления Кати спас подлого фашиста от расправы; ну да в следующий раз… - Боже мой!! Рус! – Катя метнулась к Цветочкину, который уже пытался проморгаться и подняться; под глазом его проступал большой синяк. – Что тут творилось? - Ничего, – насупился Рус. Он поднялся, держась за щёку, всеми силами игнорируя протянутую тоненькую руку помощи. - Ага, ну конечно, са-авсем ничего!.. – сварливо отозвалась Катя, по-матерински обтряхнув на Цветочкине шинель. Солдат стерпел это, но едва медсестра отвлеклась на немца, поспешил ретироваться поближе к двери. - Они и тебя, что ли, ударили, отморозки эти?! Schlagen sie dich? - Mich?! Nein! [Меня?! Нет!] – хрипловато заявил бледный как смерть немец самым что ни есть боевым тоном, и глаза его сверкнули. И это при том, что он едва мог приподняться на подушке… - Я-асно, два дитяти.. Одно просто дитё рыжее, а другое ещё и по-русски не сечет! Хоть ты не отходи от вас совсем… Медсестричка вздохнула, сдув каштаново-белую прядь со лба и упершись кулачками в бока: точь-в-точь обеспокоенная судьбой подопечных мать-командирша. Впрочем, такой она могла быть только с теми, кого абсолютно не боялась: из всей роты – Цветочкин, несколько особо явно влюблённых солдатиков (все как один тощие) и ещё, непонятно почему, – пленный немец… - Катька, – тихо позвал Рус у выхода из землянки. – Ты возле него поосторожнее, он того… Петренко с него крест этот черный сорвать пытался, так фашист ему руку выломал. Вообще нафиг выломал… Катя недоверчиво обернулась на Фрица. Тот лежал всё так же неподвижно, прикрыв глаза; только рука с той стороны, где было пробито плечо, едва заметно подрагивала на грубом одеяле.
Hauptman: Фриц пишет: Петренко с него крест этот черный сорвать пытался, так фашист ему руку выломал. Вообще нафиг выломал… А чё ж он не сказал, чем ему ответил Петренко - я вот думаю что с ноги - это малая толика...
Ельф: Фриц пишет: - Я-асно, два дитяти.. Одно просто дитё рыжее, а другое ещё и по-русски не сечет! Хоть ты не отходи от вас совсем… "рыжее" прозвучало почти как диагноз...
Hauptman: звучит как "У нас с ним разные религии - я католик, а он дурак!"
Ельф: Ага, он конечно думкопф, но товарищ неплохой, даже не смотря на то что фашист
Фриц: Hauptman пишет: А чё ж он не сказал, чем ему ответил Петренко - я вот думаю что с ноги - это малая толика... Он не сказал, потому что этого не было: Катя вовремя пришла, да и Петренке было как-то не до "с ноги"... Ничего, потом ещё будут мордобои! Ельф Ну надо ж было какой-то диагноз Цветочкину поставить, да так, чтоб не обидеть)))
Фриц: Из дневника Кати «13 августа 1941. Самое тёплое чувство, какое допустимо испытывать к заклятому врагу, к фашисту – это уважение. Если враг достойный и честный. Фриц был достоин уважения больше, чем кто бы то ни было. Это бешено-упорное, болезненно гордое искалеченное существо, абсолютно бесстрашный и при этом беспомощный враг... Интересно, смог бы хоть кто-нибудь из тринадцатой роты держаться так же достойно, попади он в плен к немцам? Когда валялся бы израненный, страдающий от боли и отчаянья, а вокруг бы ходили глумящиеся фашисты, ненавидяще рычали сквозь зубы и презрительно плевались?» Глава 3. Первый допрос - Значит так! – старлей решительно шагнул в землянку, на ходу договаривая что-то едва поспевающему следом лысоватому мужчине в гражданском. – Сегодня у нас допрос – и никаких! Дальше медлить нельзя, надо с этим фашистом решать что-то… - Да, конечно, товарищ старший лейтенант… - Приступим, – Онуфрий Борисович опустился на колченогую табуретку возле кровати и пристальным взглядом пробуравил изуродованное швом лицо пленного немца. – Спроси его, где служил. - Wo dientest du, faschistische Scheiβe [Где ты служил, фашистское дерьмо]? – со сдержанной вежливой улыбкой спросил переводчик. - Die Ehrenwache.. von Führers [Почётный караул Фюрера], – голос немца был хриплый и тихий, и Онуфрий Борисович невольно наклонился вперед, чтобы хоть что-то услышать. - Что?? – взорвался вдруг переводчик. – Sag die Wahrheit, Schwein, du denkst ich bin Dummkopf [Говори правду, свинья, ты думаешь я дурак]?! Пленный сглотнул, попытавшись приподняться. - Das ist wahr... Die Ehrenwache [Это правда.. почётный караул]. - Что за конфликт? – заинтересовался старлей. Переводчика, только что такого сдержанного и спокойного, трясло. - Товарищ старший лейтенант, а он ведь издевается над Вами. Можно я гаду по морде съезжу?! - Но, без самоуправства пока что… – проворчал старлей, косясь на фашиста. Вид у того был уж вовсе не издевательский, скорей можно было подумать, что над ним самим учинили жестокую расправу: половина лица вокруг раны распухла, так что левого глаза почти не видно, а потрескавшиеся губы стянулись в бледную подрагивающую линию. – Что, отказался говорить, что ли? - Да нет, херню какую-то плетет, извиняюсь за выражение… Но я у него узнаю всё-таки, можно? Wo dientest du, schmutzig Faschist, sag schnell [Где ты служил, поганый фашист, быстро говори]!! Немец ощерился, показав ярко-белые зубы; в отчаянном оскале что-то остро сверкнуло. - Ich bin.. kein Faschist, und [Я.. не фашист, и..].. Он не договорил, потому что переводчик привстал с места и, вцепившись в отвороты эсэсовского мундира, встряхнул пленного изо всех сил. - Заткнись!! Мразь фашистская!.. Говори, что спросил! Паренек стиснул зубы, зажмурившись, когда его, тряся, несколько раз ударили головой об стойку кровати. - Ну?! Немец молчал, с затуманенной от боли ненавистью вперившись в злющие темно-карие глаза переводчика. - Вы того.. поспокойней бы… – прогудел комроты. – Не угробьте мне охламона этого, пока не очухался. Переводчик отпустил немца, брезгливо встряхнув пальцы. Он выглядел снова казённо-спокойным, только в перекатывающихся желваках и в прищуренных глазах видна была еле сдерживаемая ярость. - Спросите его лучше, где сейчас расположена его часть, – предложил Онуфрий Борисович. Он предполагал, конечно, что фашист откажется говорить, но совсем не так себе это представлял. Не как пытку или избиение едва живого жалкого мальчишки. - Wo ist dein Truppenteil jetzt, schmutzig Hund [Где сейчас твоя военная часть, грязная собака]? Немец молчал несколько секунд, медленно, как-то совсем осторожно переводя дыхание, и наконец выдавил: - In Berlin. - В Берлине? – удивился комроты. – Чё ж тебя аж сюда занесло, ариец недобитый? - Wozu hast du deine Arsch hierher herangeschleppt, gebumst arisch Luder [Зачем ты приволок сюда свою жопу, трахнутая арийская дрянь]? Комроты видел, как белобрысый мальчишка с изуродованным лицом переводит взгляд с гражданского на него и обратно. С таким видом, будто оценивает, которая из двух куч дерьма объёмистее. - Вот ведь таращится, немчура… – не успел старлей договорить, как переводчик поднялся и резким ударом в скулу отшвырнул едва приподнявшегося фашиста к стене. - НЕ БИТЬ!! – взревел комроты, вскакивая. Он сделал рукой такое движение, будто собирался то ли врезать кулаком по столу, то ли свалить с ног лысоватого мужчину в гражданском, присевшего от испуга, стоило только рявкнуть. – Приказа не было, урод, твою мать!! Сядь! Положи пленного, как было! Вот. А теперь нормально спрашивай! - Wozu bist du hier [Зачем ты здесь]? – скрипнув зубами, обратился переводчик к неподвижному телу, разнообразия ради ничего не добавив "от себя". – Не отвечает, т-товарищ.. старший лейтенант. - Да он сознание потерял! - Сделать, чтобы заговорил? - Но ещё раз ударишь – получишь сам. Переводчик ухмыльнулся одними уголками губ: насмешливо и зло, но комроты этого не видел. - Открой глаза, падаль! Переводчику уже не хватало силенок, чтобы приподнять и встряхнуть безвольное тело, и он зло рванул с досады черный мундир на груди фашиста. Фриц хрипло закашлялся, когда жесткие костяшки пальцев ткнулись ему в грудь; комроты успел увидеть несколько пузырьков кровавой пены, лопнувших между бледных губ, прежде чем переводчик заслонил от него фашиста и несколько раз хлопнул по щекам. - Öffne die Augen, Aas [Открой глаза, падаль]… – остервенело проскрипел голос мужичонки за сгорбленной спиной, и комроты вдруг почувствовал себя как в застенках гестапо. Вздрогнув от внезапного порыва отвращения, старлей резко поднялся. - Хватит, – Переводчик, дёрнувшись, обернулся на вскрик и спрятал руки, чтобы не было видно крови на костяшках пальцев. – Ты ж сам как фашист, не противно? - А что ж? – выйдя из землянки, переводчик зло сощурился на побагровевшего командира роты. – Думаете, они злые, а мы - добренькие? Да мы тогда никогда войну не выиграем. Одинаковые мы. Просто мы правы, а они - нет. И их истреблять надо. - Ну знаешь, - процедил сквозь зубы старлей. - За такое и под трибунал можно загреметь: "Мы с фашистами, дескать, одинаковые, а иначе войну не выиграем"... - Вам тоже там образуются.. гражданин Зывалов. Ради блага Родины придется посвидетельствовать.. как вы уважаемого советского человека собирались из-за какой-то фашистской мрази избить. И там уж можете следователям сколько угодно втирать, что у них методы, как у фашистов. Онуфрий Борисович едва заметно передернул щекой, будто дотронулся до какой-то слизкой мерзости. И тихо, очень спокойно сказал: - Вон из роты.
Hauptman: неплохо... первый отрывок который мне реально понравился..
Фриц: Спасибо. Йа знайль, что именно это понравитцо! Чем больше лупят беззащитного Фрица, тем лучше? Ну, дальше такой роскоши будет фсё меньше!
Ельф: Фриц пишет: Ну надо ж было какой-то диагноз Цветочкину поставить, да так, чтоб не обидеть))) Да что здесь ставить? Всё очевидно: повышенный уровень пацифина в крови, плюс гипергуманизм на фоне общей культурной воспитательности!..
Фриц: Да уж, нелегко такому жить в жестоком мире, да ещё и в комплекте с другом-фрицем, которого все норовят побить, расстрелять, ногой двинуть и т.д. (ну и Руса за копманию, если проявит лёгкое матерное неудовольствие)
Ельф: Я, да будет тебе известно, о мой многомудрый немеццкий товарищ, вместо лёгкого матерного неудовольствия обычно проявляю тяжёлое мозговправительное! Ибо выражаться не люблю и не особо умею, а вот чтобы доходчиво - так всегда пожалуйста! Воспитание - это диагноз, в данном случае!.. (только вот на это самое тяжёлое меня тоже не всякое сподвигнет, ибо наносить физический ущерб ненавижу всей душой - и до сих пор на словах доходчиво объяснить всегда удавалось. особенно, когда ты рядом со шмайссером ошиваешься, Капетан глючный!
Фриц: Mein Gott, как завёрнуто... Йа ваще не verstehen, можно сказать... Рус! Не развивай у ценного пленного комплекс неполноценности во владении русских йазык!!
полная версия страницы